В День Республики хочется поделиться прекрасным рассказом нашей учительницы Горобец Н.Ф.
СОН
История вынуждена повторяться, потому что никто её не слушает…
Лоренс Питер
Город ещё спал. Огромный, сильный, красивый, он сонно вздыхал в предрассветной тишине, словно уставший от тяжёлого дня человек. Его настойчиво будили трамваи и неугомонные птицы в ярко-зелёных кронах деревьев. Птицам не до сна: нужно спешить жить, ведь за окном – май!
Пожилой мужчина в маленькой квартирке городской пятиэтажки проснулся раньше птиц. Ему не нужно спешить. Он продолжал лежать с закрытыми глазами, думая о своём сне. Старик начал привыкать к нему – так часто он повторялся. Почти всё снившееся было реальностью, страшной и жестокой, случившейся в его далёкой юности…
– Пашка, не отставай! – надрывает глотку лейтенант, ползущий чуть впереди. Стараясь перекричать сумасшедший рёв ожесточённого боя, он поворачивается к Павлу. Блестят знакомые карие глаза, а вместо лица – месиво из запекшейся крови и грязи. Ползти очень трудно, тело словно свинцовое. Оглушительный взрыв – и с неба словно кто-то сыпанул ведро земли. В ушах появляется лёгкий звон, быстро вытесняя собой все остальные звуки. Протерев глаза от дыма и пыли, несколько секунд молодой пехотинец словно смотрит немое кино. Ребята продолжают ползти вверх, прикрываясь трупами погибших, вспышки слепят глаза, столбы дыма устремляются в небо. И звон – тонкий, нежный, еле слышный.
Грохот боя возвращается неожиданно и очень громко:
– Пашка, живой?! – в самое ухо кричит лейтенант с кроваво-чёрным лицом. – Ты только держись!
В последнее время Павел Николаевич часто просыпался от этого крика. Вот и сегодня его разбудил не трамвай, не птицы, а отчаянный лейтенант Михеев из 1943 года. Открыв глаза, долго смотрел в окно. Там был май – свежий, яркий, жизнерадостный, не желающий ничего знать о ночных кошмарах одинокого старика. Он звал жить и радоваться жизни, забыть обо всём неприятном и грустном.
Павел Николаевич так и жил: улыбался широко и искренне, никогда не падал духом, радовался каждому дню. Бодрый, подтянутый, он почти с негодованием отверг предложение сына переехать к нему: сам ведь прекрасно справлялся с бытом, няньки не нужны! И скучно ему никогда не было: домашние хлопоты, друзья, любимое дело заполняли всё время. А по выходным – дети, внуки, любимый правнук Пашка, его точная копия.
Вот если бы не этот сон…
Зачем он повторяется? Ведь Павел и так ничего не забыл, он помнил, казалось, каждый день своей военной юности. То, что снится, происходило летом 1943-го здесь, на Донбассе. В Сталино хозяйничал враг. Нестерпимо больно было знать, что самоуверенные и наглые немцы ходят по родным улицам, прибирают к рукам шахты и заводы, издеваются над мирными жителями. Негодование, ненависть, злость отражались на лицах солдат, особенно тех, кто родом с этих мест. Ведь все знали: ещё с начала оккупации края фашистские чины распределили между собой эти земли и хладнокровно рассчитали, сколько местных жителей оставят в живых – для рабства. Каждый из ребят понимал, что тем, кто остался на оккупированной территории, ничуть не легче, чем на линии фронта. А потому каждый принял как должное призыв командующего южным фронтом: «Два раза пришлось прорывать Миус-фронт. Будем прорывать в третий раз. Другого пути в Донбасс у нас с вами нет».
А потом был прорыв – две недели ада. Павел знал, что его рота – один из винтиков чётко работающего механизма. И не дай бог этому винтику сломаться! Слаженная работа танкистов, пехоты, артиллерии, авиации на всём участке прорыва (25 километров) зависела от каждого. Как они старались!
Когда его, уже седого ветерана войны, спрашивали о патриотизме, всегда хотелось рассказать о тех августовских днях 43-го года. Как рядом с ним, донецким парнем, плечом к плечу стали ребята из Полтавы, Ленинграда, Баку и пошли под пули, освобождая от фашистской нечисти Донбасс. И не считали себя героями, не ждали благодарностей и наград…
Зазвонил телефон.
– Дедушка, привет! Как спал? Давление измерил? Мы проспали, а у Паши сегодня экзамен… Смотри, поешь кашу на завтрак…
Это его заботливая внучка Леночка. Павел, улыбаясь, слушал поток наставлений и указаний, соглашался, подчинялся, чтобы не давать родным повода для беспокойства. Его правнук оканчивает институт, совсем уже взрослый. Сколько это ему? Да, именно таким был сам Павел в том сне…
Всё происходило в последние дни лета. Измотанные, уставшие, озверевшие от ненависти бойцы пятой ударной армии штурмовали главную стратегическую точку Донбасса – высоту 277. Так называли её на войне, легендарную и таинственную Саур-Могилу. Павлу всегда казалось, что именно она хранит все тайны истории родного края. Огромная рукотворная гора возвышается над бескрайней донецкой степью в тумане сказок, легенд, догадок. «Вот-бы на вершину взобраться, говорят, оттуда даже море видно!» – вспомнились слова друга детства.
Павел взобрался. И лейтенант Михеев тоже, и ещё немногие из однополчан. Только никто не любовался пейзажем, не всматривался вдаль. Были раны, кровь, обожжённая земля под ногами, куски исковерканного железа, тела погибших. Были слова командира: «Не расслабляться, это ещё не победа!» Потом – госпиталь, навсегда разлучивший Павла с родным полком. Правая рука, не смотря на старания хирурга, никак не слушалась: была нужна долгая реабилитация.
– Дурачок, да ты радуйся, что она у тебя вообще осталась! – увещевала поникшего духом Пашку медсестра Никитична. – А воевать по-разному можно, не только с автоматом под пулями! Вон работы вокруг сколько, всё же изувечили, ироды, всё пожгли-поломали…
Родной город был освобождён. Притихший, он лежал в руинах и пожарищах, грустно смотрел чёрными окнами и, казалось, тяжело вздыхал. Он нуждался в заботе и любви своих жителей, в их силе духа, в их помощи. Город хотел мира.
А из динамиков по-прежнему звучало: «Всё для фронта, всё для победы!» И Павел понял, что права Никитична: он будет полезнее здесь, он сделает всё, что сможет, и для фронта, и для разбитого города. И когда в 1945 на рейхстаге среди многих других появилась надпись «Сталинград–Саур-Могила–Варшава–Берлин!», он, боец пятой ударной армии, испытывал сильнейшее чувство гордости. Ведь мысленно всё время был с ними, дошедшими до Берлина однополчанами.
Павел Николаевич помнил всё. Сон-напоминание был ему не нужен, он беспокоил, мешал, как назойливая муха, от которой не отмахнуться. Но где-то в глубинах подсознания росла тревога: не просто так, не зря всё это. Похоже на предостережение. Что будет?
– Батя, может, успокоительного попьёшь? – посоветовал сын, узнав о снах и предчувствиях отца. Потом, конечно, извинялся, долго слушал воспоминания, на удивление ясные и подробные, а как потеплело, повёз отца на легендарный курган. «Пусть старик проникнется покоем, величием монумента, пусть увидит мирную красоту тех мест, – думал он. – Пусть убедится, что предчувствия его напрасны: не будет здесь никаких боёв!»
Павел Николаевич был молчалив и внешне очень спокоен. Долго стоял перед пилоном, посвящённом пехотинцам. Затем смотрел вдаль, подставлял лицо тёплому ветру, пахнущему травами и свободой. А по дороге домой он даже шутил, смеялся. И глядя через окно автомобиля на знакомые с детства просторы с чёткими треугольниками терриконов, думал: «Жизнь прекрасна, и нет в ней места дурным предчувствиям! Есть дети, внуки и правнуки. Есть родной дом, а за его окном щебечут птицы и стучат трамваи. Вот что важно на самом деле».
…Эта весна стала для него последней.
______________________________________________________
Прошло четыре года.
Над Саур-Могилой не слышно шума ветра и пения птиц. Воздух сотрясается от взрывов и рёва боевых машин. Неба не видно из-за дыма и пыли. Стоит запах гари и мёртвой плоти – запах войны.
Чей-то сон? Если-бы…
Где-то там, на самой вершине, среди воронок и обломков монумента, за завесой дыма – молодой боец Пашка, точная копия покойного прадеда. Измотанный, уставший, озверевший от ненависти, он защищает от врага высоту 277. Оглушительный взрыв – с неба сыпануло землёй и камнями.
– Пашка, живой? – кричит кто-то рядом. – Ты только держись!
Было лето 2014 года…
